«Семья... Это как родина. Должна быть, и всё тут. Иначе в ней вообще смысла нет» (из к\ф «Зимняя вишня», 1985 г.)

Определённый опыт семейного общения есть у всех нас. Мы приобретаем его вначале детьми — в родительской семье, затем взрослыми, зрелыми людьми — в собственной семье. И рано или поздно, часто или редко ощущаем, что пресловутый семейный круг — это не мягкая игрушка. У круга этого, как ни странно, есть острые углы, невидимые поверхностному взгляду. Они колют, ранят и, если даже давят не очень сильно, то всё же неотступно долго, исчерпывая в какой-то момент наше терпение. Мы бунтуем, взрываемся, зачастую не давая себе труда включиться в серьёзную работу понимания: для того, чтобы постичь истинное происхождение и устройство этих углов, понять, откуда всё-таки берутся конфликтность, раздражительность, непримиримость, распущенность, взаимное недоверие.

К сожалению, карта научных знаний этой проблемной области всё ещё имеет много белых пятен. Эти пятна приходится обходить или заполнять, опираясь не столько на факты, сколько на определённую психологическую логику, психологический стиль мышления, который важнее любых фактов. Ведь каждая семья — уникальная комбинация людей и обстоятельств, требующая внесения дополнений и поправок во всякую теорию, даже самую подробную. Нужно попробовать освоить психологический стиль мышления, запустить «работу понимания», чтобы самому уметь разбираться в конкретных ситуациях.

Работе понимания, обнаружению и ясному видению углов семейного круга мешают укоренившиеся в житейской психологии предрассудки.

Согласитесь, что мы довольно часто объясняем свои собственные промахи в общении с близкими их раздражительностью, нетерпимостью, обидчивостью, чёрствостью, невниманием. Иными словами, мы объясняем трудности общения недостатками другого человека. Свои собственные промахи в воспитании, в повседневном общении с ребёнком мы искусно (как правило, в тайне даже от самих себя) прикрываем тем, что приписываем ребёнку такие негативные черты, как лень, грубость, рассеянность, упрямство, эгоизм и т.д.

«... Коротенькое следствие обнаруживает, по мнению отца, полную несостоятельность системы воспитания сына. Может быть, для девочек она и годится, но натуры мальчика и девочки — вещи разные. Он по опыту знает, что такое мальчик и чего ему надо. Система?! Дрянь, тряпка, негодяй выйдет по этой системе. Факты налицо, грустные факты — воровать начал. Чего ещё дожидаться?! Публичного позора?! Так прежде он сам его своими руками задушит. Под тяжестью этих доводов мать уступает, и власть на время переходит к отцу.

Двери кабинета плотно затворяются.

Мальчик безнадёжно, тоскливо оглядывается. Ноги его совершенно отказываются служить, он топчется, чтобы не упасть. Мысли вихрем, с ужасающей быстротой несутся в его голове. Он напрягается изо всех сил, чтобы вспомнить то, что он хотел сказать отцу, когда стоял перед цветком. Надо торопиться. Он глотает слюну, чтобы смочить пересохшее горло, и хочет говорить прочувствованным, убедительным тоном:

— Милый папа, я придумал... я знаю, что я виноват... Я придумал: отруби мои руки!..

Увы! То, что казалось так хорошо и убедительно там, когда он стоял пред сломанным цветком, здесь выходит очень неубедительно. Тёма чувствует это и прибавляет для усиленного впечатления новую, только что пришедшую ему в голову комбинацию:

— Или отдай меня разбойникам!

— Ладно, — говорит сурово отец, окончив необходимые приготовления и направляясь к сыну. — Расстегни штаны...

Это что-то новое?! Ужас охватывает душу мальчика; руки его, дрожа, разыскивают торопливо пуговицы штанишек; он испытывает какое-то болезненное замирание, мучительно роется в себе, что ещё сказать, и наконец голосом, полным испуга и мольбы, быстро, бессвязно и горячо говорит:

— Милый мой, дорогой, голубчик... Папа! Папа!.. Голубчик... Папа, милый папа, постой! Папа?!.. Ай, ай, ай!..» («Детство Тёмы», Н.Г. Гарин-Михайловский, К., 1983 г.)

Эгоцентрические эмоции презрения, злорадства, обиды требуют особого внимания и анализа, поскольку их роль в нарушении семейного общения зачастую недооценивается. Без сознательного критического анализа трудно добиться практических сдвигов, прежде всего в плане самовоспитания. Ведь именно в бесконтрольности этих эмоций кроется во многих случаях подлинная причина нашей несамокритичности: испытывая эти эмоции, мы концентрируем всё внимание на недостатках других и оказываемся фактически слепы к собственным недостаткам. Именно эти эмоции блокируют необходимую «работу понимания» — работу, требующую рефлексивности, то есть учёта того, какой вклад в семейную ситуацию вносишь ты сам своими личными поступками.

Если в физическом мире вещей мы привыкли, следуя логике естественных наук, объяснять взаимодействие свойствами предметов, то в психологии семейного общения от нас требуется обратная логика — мы должны объяснять свойства других людей особенностями своего воздействия на них. Мы забываем (или не знаем!), что повседневное длительное общение близких людей — это особое общение. Это характерообразующее общение: не столько черты людей предопределяют форму, стиль и содержание общения, сколько само общение предопределяет формирование у людей определённых характерных черт.

Воспитанию психологической культуры часто препятствуют невидимые преграды, не имеющие прямых наглядно-вещественных проявлений. Завистливость, раздражительность, обидчивость укореняются на фоне неудовлетворённости особых, неочевидных человеческих потребностей — творческого созидания, самовыражения и признания со стороны окружающих. Эти потребности нельзя удовлетворить с помощью подарков и различных удовольствий потребительского толка. Содействовать их удовлетворению можно только путём развития так называемой культуры понимания, способствующей укреплению и у взрослых, и у детей созидательной нравственности. Это необходимо, в первую очередь, тем, кто никогда раньше не задумывался над механизмом домашней ссоры (мол, дело житейское, семейный горшок всегда кипит), над психологической природой характерообразующего общения, эгоцентрических эмоций, потребностей обладания, самовыражения и признания. Как бы ни менялись времена и нравы, семья играла и продолжает играть важнейшую роль в воспитании новых поколений, в укреплении их физического и нравственного здоровья. Именно в семье формируются основы характера человека, его отношение к труду, другие жизненно важные моральные, идейные и культурные ценности. Общество было и будет кровно заинтересовано в прочной, духовно и нравственно развитой семье.

«Воспитатель должен быть воспитан»

Или: «Воспитывайте, в первую очередь, себя, поскольку дети в любом случае вырастут похожими на вас».

Думаю, не требует особых доказательств общечеловеческое мнение о том, что суть семьи — в рождении и воспитании потомства. Но когда мы об этом забываем, возникает масса недоразумений. Сколько раз приходится убеждаться в том, что вполне образованные, начитанные люди смешивают понятия «семья» и «брак». Это, конечно, не случайность.

Семья до сих пор трактуется у нас как ячейка потребления. Само собой разумеется, что такая трактовка и выражает, и поддерживает потребительские ожидания и установки по отношению к семье. Человек ожидает, что семья повысит его уровень потребления, организует его быт и досуг в более комфортных, интересных и престижных формах.

Такие ожидания делают заключение брака в известной степени корыстным шагом. Позже, при столкновениях с трудностями, которые наряду с удовольствиями всегда приносит с собой семья, эти малосознаваемые корыстные расчёты на лучшую жизнь неизбежно обнаруживают себя. А обнаруживают они себя в форме претензий ко всем и вся: к партнёру, к его родителям и родственникам, к собственным родителям, к ребёнку, к более удачливым коллегам, «злосчастной судьбе» и так далее. Спросите себя: не на мельницу ли иждивенчества льёт воду расточительность свадебных церемоний, оплаченных из чужого для молодожёнов кармана?.. Не вернее было бы прививать молодым супругам установку на семью как на своеобразную форму социально полезного труда, не существующего без определённых трудностей, как и всякий иной труд?..

Суть семьи, как бы ни различался по своей форме семейный уклад, — в воспитании детей. Поэтому психология родительско-детских отношений выдвигается на первое место, тем более что именно в этих отношениях влияние стиля общения на индивидуальные черты участников общения сказывается особенно сильно. И прежде всего — на характерах и поведении детей.

Мы можем совершенно правильно и гладко поучать ребёнка на словах, но если наше реальное поведение расходится с преподносимой на словах моралью, эффект от наших слов будет противоположным. Главный инструмент воспитания — личность воспитателя, которая проявляется в его практических поступках. Может быть, наиболее ярко это видно в воспитании самой значимой с социальной точки зрения черты личности — трудолюбия. «Труд — главный критерий социального престижа человека, его священная обязанность, фундамент воспитания полноценной творческой личности...»

Можно ли заставить любить труд?..

Наверное, нет таких родителей, которые не хотели бы научить своих детей трудиться и испытывать при этом не тягостную скуку, а вдохновляющую радость. То есть — научить любить труд. Но все ли наши привычные способы обращения с детьми способствуют укреплению интереса к самому труду?

Мы, родители, пытаемся воспитывать маленького человека, воздействуя на его потребности — одни удовлетворяем, другие стараемся, так сказать, притормаживать. Но что мы знаем о потребностях? Какие они бывают?.. И какое место среди них занимает потребность трудиться?..

По вопросу о потребностях, о внутренних причинах поступков выпускается немало психолого-педагогической литературы, но, к сожалению, сплошь и рядом в обыденном сознании сохраняется упрощённое понимание потребностей. Все они, в общем-то, сводятся к нужде в каких-то полезных вещах, и речь идёт не столько о потребности, сколько о потреблении.

Неявный вещизм воспитательной политики неминуемо приводит к обеднению сферы интересов подрастающего человека. И возникает внешне необъяснимый парадокс: сам воспитатель — трудолюбивый, самоотверженный, преданный своим детям человек, а у его сыновей и дочерей — явная психология потребителей. Житейская мудрость часто оценивает подобные ситуации одним словом: «Избаловали». Опять же, сколько существует печальных примеров того, когда воспитательная манера родителей главным образом основывается на предусмотрительном опасении: «Только бы не избаловать!..» Ребёнку не делают никаких поблажек, строго наказывают, а результат — тот же... Это давняя дилемма житейской педагогики: «баловать — ограничивать» (или «разрешать — запрещать»). И она никак не может отразить многообразие и реальную сложность формирования потребностей человека.

Почему же так трудно научить ребёнка трудолюбию? И можно ли вообще заставить любить труд?

Буквально с первых дней жизни ребёнка постоянно проявляют себя потребности, которые нельзя насытить с помощью вещей. Это — познавательная потребность и потребность в общении.

Взрослые очень часто ошибочно полагают, что и эти потребности можно насытить вещами. Вот ребёнок тянет свои ручки к погремушке. Нам кажется, что он просто хочет её получить. Нет! Не сама вещь является для него мотивом потребности. Не сама погремушка, а новизна погремушки! Ребёнок занимается игрушкой, пока она вызывает интерес, любопытство. Тут проявляется именно познавательная потребность, а не потребность в обладании собственностью. Как только игрушка перестаёт быть новой, перестаёт удовлетворять познавательную потребность, как только малышу нечего больше с ней делать, интерес к ней тотчас пропадает.

Потребности в познавании и общении не насыщаемы в том смысле, в каком насыщаемы органические потребности человека. В этой ненасыщенности и заключается их потенциальная созидательная сила. Вся задача в том, как ориентировать их, как придать детской активности созидательную направленность. Здесь мало разрешать или запрещать, мало даже просто любить: тут нужно понимать и помогать — помогать тому, что уже есть в самой активности ребёнка, но ещё пока не окрепло, не превратилось в целеустремлённую деятельность.

Труд и потребление

... В противопоставлении труда и потребления есть объективные исторические причины.

При массовом товарном производстве смысл труда отчуждается от самого труженика. Труд из-за денежного вознаграждения (заработной платы), сам по себе безрадостный и подневольный, рассматривается лишь как неизбежное препятствие на пути к получению денег и последующему потреблению, но уж никак не в качестве самостоятельной потребности и ценности. В сознании людей возникает иллюзорное убеждение, будто человеческие потребности имеют отношение только к потреблению, а вовсе не к труду. Инерция житейской психологии донесла это убеждение и до наших дней.

Сейчас, когда общество озабочено задачей усовершенствования системы материального и морального стимулирования труда, особенно необходимо основательно разобраться, какие же потребности подталкивают человека к труду и могут находить свой мотив исключительно в труде, а не в потреблении. Именно на них воспитатели подрастающего поколения должны обратить своё внимание.

Очень часто сами родители приписывают процессу труда «инструментальный» смысл: видят в нём лишь средство к достижению какой-то нетрудовой цели. «Вот подметёшь пол в кухне, помоешь посуду, сделаешь уроки, тогда пойдёшь гулять!» Конечно, такие мотивировки тоже иной раз нужны, и ребёнок должен их освоить. Но взрослые слишком часто злоупотребляют применением в воспитании прямолинейных схем типа: «хороший поступок (потрудился) — награда», «плохой поступок (отказался работать)— наказание». В результате родители своими руками, своими собственными словами отдаляют ребёнка от труда, превращая труд лишь в средство на пути к потреблению. При этом взрослые порой рассуждают так: «Чем больше я смогу пообещать, чем привлекательнее будет для ребёнка награда, тем сильнее разовьётся у него потребность в труде». Но потребность в труде как раз и не развивается: наоборот, труд как таковой всё больше лишается для ребёнка привлекательности, всё чаще рассматривается им как нечто вынужденное, как формальность или даже докучное препятствие на пути к удовольствиям. И что же дальше?.. А дальше возникает искушение обойти это препятствие.

Совсем другое дело, если воспитатель сумеет сделать для ребёнка мотивом труда поиск различных способов решения какой-то задачи и выбор своего личного способа действия — такого, который приводил бы к наилучшим результатам. Важно дать ребёнку возможность проявить себя — показать терпение, волю, настойчивость и смекалку в борьбе с монотонностью повторяющихся действий, свою доброту и преданность, выражающиеся в стремлении помочь другому участнику процесса, и т.д.

Воля и преодоление

Самый усердный родитель — тот, кто привык постоянно преодолевать свои собственные «не хочу», «не могу» в пользу «должен», «надо», «обязательно». И как раз у него-то, как нарочно, возникают особые трудности в приучении детей к труду. Почему?

Мы очень часто не замечаем, как стремимся навязать ребёнку свой собственный образ мысли и действия. Мы привыкли заставлять себя заниматься не совсем приятными вещами и, естественно, передаём ребёнку своё собственное отношение к таким скучным (с нашей точки зрения) занятиям, как мытьё посуды, чистка обуви, стирка, мытьё полов и т.д. Мы с самого начала преподносим ребёнку эти занятия как нудные, неинтересные, стремимся заинтересовать его внешними по отношению к самому этому занятию вознаграждениями. Мы оправдываем себя тем, что стараемся развить у ребёнка волю, привычку преодолевать свои «не хочу», «скучно», «устал».

Но ведь ребёнку вначале само по себе интересно, как добиться того, чтобы тарелка под струёй воды заблестела, как собрать весь мусор на полу в кучку и сгрести его на совок. Совсем не нужно с самого начала заглушать этот внутренний интерес! Ведь с его помощью легче начать!

А вот для того, чтобы приучиться заканчивать, доводить начатое дело до конца, от ребёнка потребуется и воля, и терпение, способность преодолевать свои реакции типа «надоело — не буду!..»

Для формирования воли на помощь должна прийти другая естественная закономерность психоэнергетики человеческих отношений. Эта закономерность состоит в том, что нам свойственно спонтанное (внутреннее, свободное) стремление к завершению действия — к тому, чтобы в результате действия вокруг возник порядок, правильная завершённость. Поддерживая это начало, можно, постепенно увеличивая дозировку работы по длительности, тренировать волю.

Мы же с вами слишком часто резко противопоставляем «хочу» и «должен» (внутренний голос и волевое усилие), рискуя столкнуть ребёнка с завышенным для него требованием и отбросить его назад — в младенческое царство принципа удовольствия.

Самовыражение и признание

Но кроме интереса к труду как занятию, труд всегда получает у духовно развитого человека дополнительный смысл — особый личностный смысл, связанный с потребностями в самовыражении и признании.

На поверхности поступков ребёнка (как, впрочем, и взрослого) мы видим борьбу двух тенденций: с одной стороны, подрастая, ребёнок хочет утвердить себя как равный среди сверстников, жаждет найти своё место в их кругу, быть признанным; с другой стороны, он хочет выделиться теми своими неповторимыми особенностями и достоинствами, которые образуют его «я». Внешняя противоположность этих тенденций нередко заслоняет от нас их внутреннее родство: потребности самовыражения и признания не насыщаемы с помощью вещей.

Это внематериальное содержание потребностей самовыражения и признания постигается самими взрослыми подчас с большим трудом. Вот, к примеру, дошкольник рыдает по поводу потери очередной своей «драгоценности» — какого-нибудь однорукого солдатика, пластмассового брелочка, моторчика или чего-то в этом роде. Взрослым кажется, что ребёнок наивен и по-детски глуповат, поэтому и не может относиться к вещам в соответствии с их реальной ценностью. Поэтому, мол, и ревёт. Мы начинаем объяснять малышу: «У твоего солдатика всё равно не хватало одной руки, чего тут жалеть?..», «Брелочек был дешёвый, там и краска наполовину облезла!..» А в ответ на эти разумные доводы — новые взрывы детского плача. Ведь всё дело в том, что в бесполезной (с нашей точки зрения) вещице для ребёнка может быть символически сконцентрирован целый мир — мир под названием «моё». Все эти пустячные предметы для ребёнка, особенно если он добыл их собственными усилиями: нашёл, выменял, выиграл в споре, в игре и т.д. — вещественное воплощение его «суверенитета», личного могущества.

Если родители будут наблюдательны и проследят, когда именно у ребёнка усиливается страсть к собирательству и накопительству «драгоценностей», они непременно обнаружат: это именно те периоды, когда он сталкивается с какими-то трудностями, приспосабливаясь к новым требованиям взрослых (в домашнем быту, в детском саду, в первом классе школы). Ребёнок видит, что у него многое не получается, что он неловкий, нескладный, что у него мало шансов добиться успеха (признания) своей активностью. И тогда потребность самовыражения и признания находит свой мотив не в самой активности, а в том, что должно быть только её результатом — в вещах. Чем меньше человек может выразить себя и добиться признания ценой своих собственных интеллектуальных и физических качеств (ум, сила, ловкость), тем больше он стремится окружить себя вещами, которые могли бы компенсировать хотя бы чисто внешне (и для других, и для себя) недостаток необходимых качеств, тем больше потребность в самовыражении переносится с процесса — на вещи, с созидательной активности — на потребление.

У ребёнка это случается временами. Временный период накопительства проходит, а затем — с развитием способностей — совершается очередной скачок в развитии личностных потребностей, самосознания. Но при замедленном развитии способностей потребность в самовыражении так и «буксует» — фиксируется на стремлении получить, приобрести, добыть то, чего нет у других. Однако, как ни обманывай себя, самовыражение, насыщаемое с помощью обладания вещами, — лишь мнимое самовыражение, суррогат, тем более когда речь идёт о владении вещами, не созданными и не заработанными собственным трудом. Оно может вызвать у других зависть, но не даёт признания.

Только в созидательном труде, а не в потреблении, потребности самовыражения и признания находят для себя прочную основу. И для ребёнка путь к подлинному труду, конечно же, лежит через учение, через вдумчивое постижение окружающей действительности с помощью взрослых наставников, всерьёз освоивших необходимую в семейном кругу «работу понимания».

Труд и учение

По мере того как ребёнок овладевает навыками полезной, одобряемой окружающими деятельности, у него рождается чувство собственного достоинства, основанное на спокойной уверенности: ты нужен людям. Но сам по себе процесс обучения отнюдь не всегда обеспечивает желаемый результат, ибо не так-то просто привлечь к учению мощные силы детской потребности в творчестве, в самовыражении и признании. В учении всегда занимает заметное место труд черновой, подготовительный — нужный не сам по себе, но для будущего, для перспективы. Воспитательная проблема и упирается в данном случае в вопрос о том, ради какой именно перспективы совершается этот черновой труд: ради вознаграждения (оценка в школе, мороженое, прогулка, велосипед и т.д.) или ради перспективы творческого характера («чтобы уметь решать задачи «со звёздочкой», надо вначале научиться решать более простые, без «звёздочки»).

Обратим внимание ещё на один потенциально опасный момент, ослабляющий естественную потребность ребёнка в труде. Ребёнок, долгие годы осваивающий всё новые и новые знания и умения, привыкает к позиции своего рода новичка, «неумейки» — то есть к положению, в котором невольно оказывается всякий необученный по сравнению с обученным. Не успевает ещё ребёнок погордиться тем, что он что-то хорошо освоил, как вновь оказывается в положении новичка — по отношению к каждому новому предмету или новому разделу знаний. Для нас, взрослых, всё это пройденный этап. Чтобы в какой-то степени воскресить в сознании те переживания, которые не минуют каждого ученика, нам бы надо самим периодически браться за освоение какого-нибудь совсем нового дела. Не умеете играть на гитаре или петь по нотам — возьмитесь изучать нотную грамоту. Не умеете вязать на спицах — возьмитесь учиться вязать по самоучителю. Опыт трудностей и неудач на первых порах обучения помогает каждому человеку избавиться от излишней спеси «всезнающего мудреца». Это позволит родителям сблизиться с ребёнком, лучше понять его внутренний мир.

Воспитательная стратегия по отношению к ребёнку обязательно должна включать организацию таких занятий, чтобы ребёнок мог ощутить: приобретённые им знания и навыки уже могут приносить реальную пользу и ему самому, и другим людям.

Очень важно подумать, какой участок выделить маленькому ребёнку сообразно его возможностям в домашнем труде. Пусть, например, следит за чистотой половика перед входной дверью. Пускай это будет его персональное поручение, персональный ответственный участок. Похвалите его за то, что он лучше всех вычищает половик, и вы тут же убедитесь, как велика у вашего ребёнка потребность в признании: она приводит его к готовности верить любым словам похвалы, даже если эти слова далековато от реальности. То, что он умеет делать «лучше всех», он примет без пространных доказательств, и захочет делать это снова и снова.

Физический труд детей (домашняя уборка, полив или вскапывание газона на придомовой территории), разумеется, не обеспечивает полного решения проблемы использования полученных ребёнком навыков в труде. Физический труд не позволяет широко реализовывать навыки умственных занятий, которые прежде всего даются в современной школе. Навыки эти используются в реальной детской жизни лишь в некоторой степени: например, научившись читать, дети иногда с пользой применяют этот навык по отношению к другим — читают книжки младшим братьям и сёстрам, бабушке и дедушке, родителям, когда у них «заняты глаза» во время домашних дел и т.д.

Важным и очень тонким воспитательным моментом учения является школьная оценка. Главное, чтобы мотив учения не свёлся только к самовыражению в высоких оценках. Занятые взрослые слишком часто успевают поинтересоваться только тем, какие оценки ребёнок принёс из школы домой. Но мы должны обязательно сочетать вопрос об оценках с вопросом о том, что именно в школе проходили, насколько новые знания оказались интересными, полезными. Без этого об оценках вообще лучше не спрашивать! Иначе внимание ребёнка снова сфокусируется на результате, а не на самом процессе труда, и ценность труда постепенно померкнет в сравнении с ценностью вознаграждения.

Личный пример

Мы нередко склонны трактовать процесс воспитания слишком односторонне — как педагогическое воздействие взрослых на ребёнка (мы на него воздействуем, а он изменяется). Но ребёнок не просто объект воздействия. Ребёнок активен. Он исследует нас порой более интенсивно и заинтересованно, чем мы его. Причём он делает это и тогда, когда мы «отдыхаем» от воспитания и просто живём своей жизнью. Он черпает образцы для подражания, как правило, не из наших душеспасительных бесед, а из стиля той жизни, которую мы ведём дома, из наших поступков в быту.

Проведя на работе тяжёлый, напряжённый день, мы приходим домой со спокойным сознанием выполненного долга, хотим отдохнуть, расслабиться, невольно сбрасываем контроль за своими репликами, своими поступками. Домашний труд — такой рутинный, малоквалифицированный, неблагодарный — не кажется нам чем-то таким, к чему следует относиться с творческим благоговением. Разве этот труд может сравниться по своей сложности и социальной значимости с нашим профессиональным трудом на работе?!..

Но ребёнок-то видит нас, наблюдает наше отношение к труду именно на примере отношения к труду домашнему! Если мы грубо чертыхаемся при виде заполненного мусорного ведра, которое нужно вынести, или полной раковины грязной посуды, то ребёнок быстро намотает себе на ус, как следует воспринимать подобные занятия.

Именно родители должны показать ребёнку на своём примере образцы не просто вынужденного уважения к труду, но неподдельной любви к нему как к интересному, увлекательному занятию, перед которым меркнут домашние развлечения потребительского толка. Мы ошибочно полагаем, что дом для нас — только тыл, а «фронт» — профессиональная занятость. Дом — это истинное поле сражения за качественное воспитание юного поколения. И личный пример, личное отношение к труду здесь значит гораздо больше!

Если мы можем перенести часть своей профессиональной работы в дом, надо это сделать, хотя бы в чисто воспитательных целях. Пусть дети видят, как родители готовятся к следующему рабочему дню: что-то планируют, прикидывают, набрасывают, штудируют профессиональную литературу. Не надо стесняться открыто проявлять при детях ребяческую увлечённость своей работой (дай бог, чтобы эта увлечённость сохранялась долгие годы!..). Надо посвящать детей в свои творческие планы, текущие достижения. Потребности детей воспитываются и направляются не назидательностью, не скучным менторством, а естественным обаянием наших пристрастий, нашего вдохновения.

Взрослые не могут заставить детей перенимать у них только хорошее и не перенимать плохое. Особенно, если хорошее представлено главным образом на словах... Тем более что плохие черты кажутся порой внешне привлекательными для ребёнка, соблазнительными тем, что они как бы открывают для обладателя более краткий путь к заветной цели — к удовольствиям. Если ребёнок видит, как отец запугивает мать взрывом своих эмоций в ситуации спора, и мать сразу сдаёт свои позиции, опасаясь развития ссоры, то ребёнок невольно обучается этому приёму у взрослых: «Надо погромче завопить, и тогда они сразу дадут то, в чём только что отказывали».

На стремлении без труда заполучить от жизни всё, что хочется, на неизжитом инфантильном «принципе удовольствия», на побуждении найти кратчайший путь к потребительским радостям зиждутся все эгоцентрические, собственнические эмоции: зависть, ревность, злорадство, эгоистическая обида. Мы нередко проявляем терпимость к этим эмоциям, особенно когда испытываем их сами. Мы также бываем излишне терпимы к ним, когда они проявляются у нашего ребёнка. Они нам кажутся неизбежными, естественными, чуть ли не природными. Однако при этом упускается из виду связь этих эмоций с собственнической психологией.

Для эксплуатации в быту не надо быть владельцами крупной недвижимости или средств производства, не надо непременно носить одежду известных мировых брендов и ездить на дорогом автомобиле. Эксплуатация в быту, как правило, осуществляется за счёт тонких, скрытых от невооружённого глаза психологических приёмов манипуляции сознанием близких.

Как устранить, унять неприязнь, обидчивость, затаённый гнев, зависть, лежащие в основе эгоцентрических эмоций?.. Возможно ли это?.. Конечно, возможно — в том случае, если вы искренне готовы включиться в «работу понимания».

Прежде чем вступить в диалог с ребёнком, надо постараться успеть задать самим себе несколько вопросов. Их общий смысл сводится к одному: в какой мере родители находятся сейчас во власти эгоцентрических эмоций?

Ведь взрослые иногда делают простые замечания с такими смысловыми нюансами, из которых ребёнок вычитывает неудовлетворённую эгоцентрическую потребность в самовосхвалении. Как мы уже говорили, ребёнок по сравнению со взрослым почти постоянно находится на невыгодных позициях «неумейки», «незнайки», он видит разительный контраст между тем, какой порядок наводит в его комнате мама, и тем, что остаётся после того, как в вещах покопался он сам. Между его уровнем сноровки, усидчивости, внимательности, организованности и уровнем всех этих качеств у взрослых лежит целая пропасть. А тут ещё взрослый чуть ли не в каждой своей придирке подчёркивает, ставя себя в пример и занимаясь самовосхвалением: «Смотри, как я делаю хорошо, а ты — плохо!» У ребёнка от этого может развиться стойкая реакция негативизма, отрицания эталона. Ребёнок начнёт упрямо отстаивать свой «плохой» подход к действию, приговаривая про себя: «А я всё равно буду шаркать ногами при ходьбе...», «А я буду хватать еду руками!..» А родителям-то и невдомёк, что это здоровая реакция несломленной личности, нуждающейся в минимальном уровне самоуважения и уважения со стороны окружающих.

Прежде чем сказать ребёнку что-то, зададим себе вопрос: «Чего я этим добьюсь сейчас?» Чем очевиднее повод, чем бесспорнее проступок или оплошность, тем более такой вопрос будет необходим. «Почему такая парадоксальная связь?» — спросят родители. А может быть, и не спросят, если уже и так стало понятно: мы отдаём себя во власть эгоцентрических эмоций именно тогда, когда считаем сверхочевидной промашку другого человека. Это относится к поступкам и детей, и взрослых. Но всё же к поступкам ребёнка это относится в высшей степени, особенно если в родителях засело отношение к ребёнку как к личной собственности, эгоистический расчёт на его благодарность в ответ на родительские благодеяния...

Надо обязательно спросить себя: хватит ли времени для того, чтобы не только делать замечания, ругать и возмущаться, но и успевать разъяснять ребёнку, почему это хорошо, а вот это — плохо?.. Хватит ли выдержки и терпения сохранить тон уважительной, доброжелательной твёрдости?.. Не явится ли вот это конкретное замечание на сегодня сто первым по счёту?.. Не прозвучит ли в голосе неприятный, торжествующий оттенок: «Ага! Попался!..», превращающий ребёнка в существо, обожающее шкодить нарочно?..

В тех случаях, когда это уместно, следует выразить свою солидарность со стремлением ребёнка добиться совсем другого результата: «Ты, конечно, не хотел испортить, но на этот раз так вышло. Ничего, в следующий раз будет хорошо, у меня тоже не сразу получилось...»

Вы же сами знаете, друзья: детям очень нравится нас слушать, когда мы говорим с ними искренне, доброжелательно, толково, когда мы им доверяем и открываем для них новые горизонты, развивающие их жгучий интерес к жизни...

Маргарита Серебрянская,

председатель Общественного Союза «Совесть»

Источники:

https://www.pinterest.co.uk/pin/828029081466141163/

https://www.kp.ru/putevoditel/sovety-dlya-roditelej/kak-priuchit-rebenka-k-domashnemu-trudu/

https://www.kanal-o.ru/news/11841

«Острые углы семейного круга», А. Шмелёв, М., 1986 г.